К ВОПРОСУ О ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ СЕМЕЙНОЙ СИСТЕМЫ
Андре Шемен – клинический психолог, гештальт-терапевт и семейный психотерапевт, член Французского Гештальт Института, живет в г. Нанте, Франция. Приезжал в Московский Гештальт Институт в рамках обучающей программы Жана-Мари Робина «Совершенствование в гештальт-терапии» в 1995 г.
Овладев методиками системного подхода, я начал в 1975 г. применять его на практике в контексте "воспитательного действия в открытой среде". Я занялся также семейной терапией в качестве частного консультанта. Мой путь к пониманию системного подхода был долог и, в конце концов, он решительно переменил мое представление о мире. Я совершенно по-новому увидел проблемы социума и семьи через призму присущих им внутренних влияний и взаимодействий; я понял конкретную методологию возможного вмешательства. Однако и теперь, спустя годы, один вопрос оставался. Системное вмешательство в том виде, в каком я его применял, позволяло весьма активно помогать семейной системе в создании новых комбинаций как для общения внутри нее самой, так и для взаимодействия с окружением. Но коль скоро речь заходила о воздействии на личность, такое вмешательство демонстрировало свою ограниченность.
Другими словами, системная модель позволяла мне получить доступ к семье как организации, но не давала сосредоточиться на индивидууме, и, таким образом, возможности терапии в некоторых случаях уменьшались.
В 1978 г., во время стажировки в Квебеке, я встретился с Вирджинией Сатир. Тогда я открыл для себя возможность перехода от системы к индивидууму и возврата обратно, к системе. Именно эта парадигма открыла для меня гештальт. После стажировки в Центре Роста в Монреале, связанном с Кливлендом, я начал в 1983 г. работать как гештальт-терапевт.
Гештальт-подход позволил мне работать с индивидуумом в рамках системной семейной терапии. В свою очередь, системный подход дал возможность, осуществляя гештальт-терапию, принимать во внимание контекст, в котором существует личность, ее взаимодействие с окружением.
Сперва я счел применение гештальт-подхода к семье довольно простым. Однако быстро понял, что это не так. Дело в том, что, хотя оба подхода имеют общие корни, они функционируют на разных уровнях логики, не сводимых один к другому.
Итак, определив возможности теории поля в работе с семьей, я хотел бы понять место теории поля и теории систем в эволюции науки. И, наконец, я все же попытаюсь положить несколько своих кирпичей в стену строящегося здания гештальт-терапии семейной системы.
I. Границы теории поля.
В основе парадигмы гештальт-терапии лежит понятие "организма". Организм определяется как "психофизическая целостность, взаимодействующая, как целое, со своей средой". Предметом гештальт-терапии становится, таким образом, отношения организма с его окружением. Ф. Перлз и П. Гудмен на первых страницах своей основной книги называют это "взаимодействие организма со средой в поле "организм/среда". Они уточняют, что "речь идет, разумеется, не только о физическом взаимодействии человеческого организма с окружением, но также и о социальном. Таким образом, при любом подходе к человеку: физиологическом, психологическом или психотерапевтическом, – следует говорить о поле, в котором взаимодействуют как минимум биологические, социокультурные и физиологические факторы /.../ Любая человеческая функция есть результат взаимодействия на поле организм/среда".
Итак, гештальт-терапия уходит своими корнями в теорию поля. Она занимается тем, что происходит на границе контакта в поле организм/среда, но при этом во всех своих определениях отсылает к понятию взаимодействия. А это понятие, в свою очередь отчетливо не сформулировано ни в основополагающей книге по гештальт-терапии, ни в теории поля в целом. Тут приходится обращаться к теории систем. Вот откуда происходит путаница между понятиями "контакта" и "взаимодействия", от которой не избавилось сознание многих гештальтистов.
Согласно Ф. Перлзу и П. Гудмену, контактом мы будем называть "освоение поля, творческое приспособление организма и среды друг к другу". Взаимодействием же, согласно П. Вацлавику, мы будем называть "динамическое чередование обменов многими посланиями между, как минимум, двумя личностями /.../ Текучая полифоническая смесь многочисленных способов поведения: вербального, звукового, проявляющегося в позах и движениях, – когда каждый из них уточняет смысл других". Теория поля, лежащая в основе гештальт-терапии, а точнее понятие поля организм/среда, обозначает явления, которые возникают между данным организмом и его окружением, между субъектом и тем, что им не является. Осуществляя терапию, я могу рассматривать в качестве отправной точки клиента как организм, а, следовательно, представительный элемент, а окружение будет полем, в которое он включен. Но я могу взять в качестве отправной точки и терапевта как организм и, следовательно, представительный элемент и окружение будет его полем, в которое он будет включен. Другими словами, при такой терапии в одно и то же время непременно происходит работа на границе контакта организм/среда в той мере, в какой я рассматриваю клиента как основной организм, и взаимодействие, в той мере, в какой терапевт сам является организмом, находящимся на поле клиента.
Как очень точно пишет Жан-Мари Робин: "хотя окружение организма или элемент этого окружения могут быть организмом, понятийный и методологический аппарат гештальт-терапии не вполне приспособлен к рассмотрению связи организм/другой организм как двух формирующих начал своих собственных полей. Гештальт-терапия успешно использует теорию поля, рассматривая то, что происходит между организмом и тем, что не есть он, когда он сам является предметом эксперимента.
Пока терапевт, как организм, рассматривает свой подход к клиенту, он относится к последнему как к сущности не-я, на которую он каким-то образом влияет или подвергается влиянию с ее стороны. В этом случае он может опираться на теорию поля. Но вот терапевт вмешивается: говорит, делает, молчит, задает вопрос и сразу становится организмом, состоящим в связи с другим организмом, т.к. каждый из них принадлежит к своему собственному полю. В этом случае развивается взаимодействие. То есть область размышления, рассматривания располагается в теории поля, а вмешательство требует взаимодействия. Вот почему, я полагаю, что терапевту придется беспрерывно сновать от работы на границе контакта к работе с взаимодействием и обратно.
Взаимодействие приобретает еще большее значение, если мы переходим к паре или к семье. Терапевт остается в теории поля до тех пор, пока он рассматривает свой подход к семье, свое влияние на нее или ее влияние на себя. Однако с того момента, как он начинает действовать по отношению к одному из элементов системы, а тем более когда он вмешивается в поведение двух членов пары или членов семьи, он выходит из теории поля и входит во взаимодействие организм/организм, т.е. в теорию систем.
Таким образом, я постулирую, что семейная гештальт-терапия не может опираться исключительно на теорию поля. Ей приходится переходить на другой логический уровень, уровень взаимодействия, а он присущ теории систем. В противном случае она не является семейной терапией, а остается индивидуальной терапией в семье, или же экспериментирующей терапией, цель которой – создание нового окружения, в котором семья может изменяться.
Я постулирую, что гештальт-терапия семейной системы, которую еще предстоит создать, требует беспрерывного движения от системы к индивидууму и обратно и, следовательно, постоянного перехода с одного логического уровня на другой. А это предполагает особую осмотрительность, в частности, при определении "организма-клиента". Но об этом ниже. Для того чтобы развить эти идеи и предложить кое-какие соображения по поводу гештальт-терапии семейной системы, а не семейной гештальт-терапии, я позволю себе отступление в историю развития науки. В нем найдут свое место психоанализ, теория поля и теория систем. Я попробую показать, что в эволюции эпистемологии гештальт-терапия, основывающаяся на теории поля, располагается как раз на стыке мысли редукционистской, стремящейся к простейшему, и мысли системной. Вот почему в то время как многие представители сообщества гештальтистов предпочитают обращаться к традиционной модели "внутрипсихического", другие (к которым принадлежу и я) гораздо больше интересуются тем, что касается взаимодействия.
2. Эволюция научной мысли.
«Начиная с 50-х годов в разных областях научного познания вырисовывается следующая картина: действуют две фундаментальных парадигмы –редукционистская и системная, в рамках каждой существуют свои научные теории и методы. Системная парадигма может быть также определена как холистическая, экологическая, "охватывающая организм как целое". Редукционистская парадигма механистична, однопричинна, однофакторна, ей свойственно одно измерение, т.е. она линеарна и дает объяснения причинно-следственных связей.
Системная парадигма многофакторна, в ней несколько измерений, т.е. она объемна. Поведение она выводит из взаимодействия, из сложной структуры множества взаимных влияний, которые осуществляются здесь и теперь.
Наука вот-вот начнет отходить от дорогого сердцу Декарта "разделения реальности на максимально возможное количество частей", лежащего в основе так называемой редукционистской мысли. Вот-вот она отдаст предпочтение целому, сложности, общему устройству.
Эта смена парадигм намечается еще в начале нашего века, – прежде всего, в логике, математике и физике. Потом она обнаруживается в биологии, а спустя двадцать лет – в социальных науках. И, наконец, с наступлением 50-х гг. процесс начинает ощущаться в психотерапии и психиатрии.
Современная наука родилась в эпоху Возрождения и имеет целью упорядочить мир – это общее место. Вначале она принимается изучать природу вещей, физические характеристики. В эту эпоху господствует редукционистская парадигма и доминирует понятие вещества.
В XIX в. появляется понятие энергии. "Энергия не возникает из ничего и не исчезает бесследно, но она может преобразовываться из одного вида в другой" Открытие первого закона термодинамики начинает великую эпоху физики. Однако доминировать продолжают механистическая физика Ньютона, биология Дарвина. В области наук о человеке понятие энергии и законы термодинамики использовал З. Фрейд. Но, создавая теорию психоанализа, он не сознавал значения контекста и искал в психологии причинные связи. Человеческое существо становится у него закрытой замкнутой системой, изолированной от окружения. Строго следуя законам, относящимся к физической энергии, З. Фрейд начинает интересоваться динамическими основами личности и показывает, что поведение всегда значимо. Интуитивное ощущение важности окружения и взаимодействия заметно в творчестве З. Фрейда. Однако в науке того времени не существовало понятий, чтобы эти ощущения обозначить, что и заставило его выбрать "королевский путь": говорить о неосознанном и психической энергии. Психоанализу лишь позже удастся интегрировать новые достижения науки и частично избавиться от узкой причинной модели. Итак, основы системной мысли обнаруживаются в начале века в математической логике и в физике. В 1915 г. Эйнштейн публикует общую теорию относительности и работает над общей теорией поля. Он утверждает, что традиционная дихотомия энергии и вещества устарела и заменяет поиск одной причины теорией поля, где действует множество условий. В 1930 г. идея была подхвачена и реализована в квантовой теории. Понятие невидимого атома она заменила опять-таки теорией поля, в которой описываются взаимодействия субатомарных микрочастиц. В 1927 г. Гайзенберг сформулировал идею об отношении неопределенности. Мир все больше и больше воспринимался как организм, как комплекс связей, как прочная ткань, а не как конгломерат отдельных частей и изолированных событий.
Вот в каком контексте в 30-е гг. развивалась теория поля. Все явления она стала рассматривать как связанные между собой в обширную сеть взаимодействий. И внутри сети элементы непрерывно меняются как раз вследствие взаимодействия с окружением. В 1935 г. эта теория была взята на вооружение гештальтпсихологией в ее холистическом подходе к феноменам восприятия. Однако еще в 1930 г. Курт Левин, опираясь на теорию относительности, предложил "перестать мыслить категориями частиц, и перейти к категориям энергетических полей, в которых разворачиваются и действуют силы внутри матрицы", т.е. обратиться к теории поля. Личность он определил как сложное энергетическое поле, на котором всякий поступок может рассматриваться как изменение состояния поля в течение данной единицы времени. К. Левин утверждает, что поле есть "тотальное психологическое окружение, в отношении которого личность имеет субъективный опыт", и что "поведение есть функция от личности и от ее окружения", т.е., вне всякого сомнения, переходит от редукционистской теории поведения к теории полей. В то же время важно отметить, что, несмотря на происходящий процесс преобразования науки, теория полей отмежевываясь от редукционистской мысли, вместе с тем оставалась по сути своей "методом анализа причинных связей" и основывалась главным образом на понятии энергии и энергетических полей.
Переход к новой холистической системной парадигме шел, но старая, в которой, собственно, и возникло понятие энергии, продолжала доминировать в научном познании.
В эту переходную эпоху рождалась гештальт-терапия, на которую, с одной стороны, влиял психоанализ с доминирующим понятием энергии, а, с другой, теория полей с ее стремлением к системному мышлению. Вот почему гештальт-терапия оказалась приверженной и к понятию интрапсихического, и к понятию границы контакта, и к еще не вполне разработанным понятиям, связанным со взаимодействием.
Приходилось ждать дальнейшего развития науки и появления понятия "информации", которое в 50-е гг. и позже спровоцировало настоящую эпистемологическую революцию. В ходе ее понятия вещества и материи были преодолены и включены в новую систему идей.
3. Системная мысль
Теория систем развивалась постепенно представителями многих научных дисциплин и в разных местах. Эйнштейн с его книгой 1915 г., Уайтхед и Рассел, обнародовавшие в 1913 г. теорию логических типов, квантовая теория 1930 г., Кеннон, в 1932 г. описавший принцип гомеостаза, К. Левин, применивший в 1930 г. понятие поля в психологии, наконец, Пригожин с его работами 30-х гг. по термодинамике открытых систем, за которые в 1977 г. он получил Нобелевскую премию. Значимый шаг вперед представляла собой появившаяся в 1948 г. кибернетика Винера. "Модель кибернетического взаимодействия кругообразна, она саморегулируется и имеет несколько изменений. Эта модель приходит на смену модели действие-противодействие и диалектической модели Гегеля. Кибернетика делает, наконец, возможным создание адекватной теории моделей коммуникации и выявление системы связей в человеческом обществе". Наконец появляются точные понятия для квалифицирования взаимодействия. Познание сосредотачивается теперь не столько на сущностях, сколько на связях между сущностями. И вот в 1950 г. биолог фон Берталанфи формулирует общую теорию систем. Различные дисциплины классической науки стремились вычленить из универсума изолированные элементы. Мало того, представители классической науки надеялись, что, соединив эти элементы вновь, теоретически или путем эксперимента, они обнаружат познанное целое или систему. Теперь мы знаем, что для понимания этого целого, нужно знать не только составляющие его элементы, но также и их связи: например, действие ферментов в клетке, осознаваемые или неосознанные ментальные процессы, структуру и динамику общественных систем. Задачей теории систем является анализ сходства форм в структурах различных систем для того, чтобы прийти к общей теории поля.
Итак, речь теперь идет не о "расчленении реальности на максимально возможное количество частей", а о том, чтобы понять взаимодействия, целое, организацию.
Система определяется как "саморегулирующаяся совокупность элементов, находящихся во взаимодействии", а еще точнее "саморегулирующийся комплекс, состоящий из взаимодействующих элементов, имеющий конечную цель, развивающийся и поддерживающий себя путем обмена веществом, энергией и информацией со своим окружением".
4. Влияние системной парадигмы на психотерапию.
Индивидуальная терапия часто не дает хороших результатов, будучи основана на причинно-следственном осмыслении заболевания, особенно при лечении шизофрении. Вот почему многие практикующие врачи в поисках нового понимания патологии обращаются к системной парадигме. В этом случае оказывается, что симптом имеет свою функцию в системном равновесии, а значит, больной индивидуум становится симптомом нарушения функционирования семьи. Происходит переход от внутрипсихического к внутренним связям и к лечению системы, а не изолированного индивидуума.
В 1951 г. Руеш и Бейтсон опубликовали важную работу "Коммуникация: социальная матрица психиатрии". В ней были сформулированы основные понятия теории коммуникации, тесно связанные с кибернетикой. Впервые коммуникация, т.е. передача информации и ее модели понимаются как подлежащая рассмотрению сущность и как поле терапевтического вмешательства. Точно сформулированные аксиомы позволяют перейти от оперирования такими сущностями, как атомы, индивидуумы к связям между ними. Теория исходит из аксиомы, что "не вступать в коммуникативные связи невозможно", что всякая деятельность, всякие поступки и действия, а отнюдь не только высказывание, являются коммуникацией, и она влияет на поступки другого, который, в свою очередь, не может не отвечать, не реагировать. Впоследствии эта теория коммуникации впервые была воспринята школой Пало Алто, и в ней появились новые понятия, вроде определения связи, как строящейся по аналогии, как чередования симметричных и дополняющих друг друга. Эти понятия многое проясняют терапевту, осуществляющему взаимодействие с клиентом, а тем более, если он работает с парами или семьями, т.е. во взаимодействии организм/организм.
Однако самый значимый вклад системной парадигмы в психотерапию состоит, конечно, в развитии системной терапии семьи. Отныне семья рассматривается не как фактор, вредное воздействие которого надо нейтрализовать, а как система, т.е. как саморегулирующаяся совокупность элементов, находящихся во взаимодействии, направленная на определенную цель и обеспечивающая свою стабильность и развитие путем обмена с окружением веществом, энергией и информацией. Или как сложный организм, пребывающий в постоянном взаимодействии со своим окружением. Как всякая живая и развивающаяся система, она должна постоянно поддерживать свое равновесие и постоянно меняться в зависимости от событий, происходящих внутри или вокруг нее. При прохождении стадий развития семье, как то: формирование пары, рождение детей, их созревание, уход из дома, а также в моменты испытаний: смертей, переездов, утраты работы – в семье возникают кризисы, которые требуют пересмотра комплекса системных правил, определенной реорганизации. Можно сказать, что возникает потребность в трансформации, приспособлении границы контакта организм-семья/окружение. Как раз во время таких кризисов и может проявиться симптом, т.е. стремление избежать изменения, необходимого приспособления, стабилизировать кризис. Пациент предназначает себя и оказывается предназначен для выполнения функции поддержания патологии, менее опасной, чем творческое приспособление, как во внутренних взаимодействиях, так и во внешних.
Под этим углом зрения симптом может рассматриваться только как функция сложного поля взаимных влияний. Терапевтическое вмешательство осуществляется в единстве биологических, психических и социальных факторов. Для того чтобы позволить системе, организму-паре или организму-семье придумать новое приспособление, пациент и его семья (или, вернее, все значимые лица) должны рассматриваться все вместе с точки зрения системной эпистемологии. Речь идет, следовательно, не об индивидуальной терапии в присутствии других членов семьи, а именно о терапии семейной системы.
"Если вначале системная теория, порожденная ранней кибернетикой, стремилась понять механизмы стабильности семьи и вводила понятия гомеостаза, негативного обратного действия, морфостаза, то впоследствии в ее рамках стали исследоваться механизмы изменения и возникли понятия позитивного обратного действия, рассеивающих структур, морфогенеза и, наконец, выявилось взаимодействие между рассматриваемым феноменом и наблюдателем. И это все знаменовало собой переход к развитой кибернетике". В 1963 г. кибернетика провозгласила, что наблюдатель играет свою собственную роль в конструировании реальности, за которой он наблюдает. Отныне терапевт находится не вовне семейной системы, он становится одним из ее созидателей.
5. К гештальт-терапии семейной системы.
Именно в этот период, когда кибернетика вступает в новый этап своего развития, теорию систем, как я полагаю, вновь предлагается дополнить теорией поля. В семейной терапии такое сочетание позволяет охватить индивидуум и систему, терапевтические связи. Коль скоро терапевт сосредотачивается на том, как он в качестве самостоятельного организма влияет на семейную систему или подвергается ее влиянию; или же на том, как член семейной системы общается с окружением, он может пользоваться теорией полей и гештальтистскими понятиями. Но как только он начинает воздействовать на члена семейной системы или на нее в целом, или рассматривает, как функционируют разные элементы (организмы) системы, он переходит к теории взаимодействий и систем, т.е. к системным понятиям.
Именно этот переход с одного логического уровня на другой, а не их смешение, является, с моей точки зрения основополагающим в том, что я называю гештальт-терапией семейной системы. Этот переход с одного логического уровня на другой всякий раз требует изменения позиции, точки зрения, т.к. понятие индивидуального и понятия теории личности не могут быть перенесены в область взаимодействия и обратно. Приходится постоянно переходить от одного взгляда на мир к другому. Следуя метафоре Ж.-М. Робина, для того, чтобы узнать нашу деревню, мы будем без конца чередовать микроскопический и макроскопический взгляд на нее. При первом мы "будем слоняться по улицам, наслаждаться их очарованием, знакомиться с разными жителями деревни"; при втором – "летать над деревней, рассматривать сеть ее улиц сверху, изучать расположение лесов и водоемов, тип организации пространства". И это требует хорошего знания обоих подходов, большой гибкости и большой осторожности.
Понятие организма в гештальт-терапии как "психофизической целостности, взаимодействующей как целое со своей средой" близко к понятию системы, как "саморегулирующейся совокупности взаимодействующих элементов, обменивающейся со своим окружением веществом, энергией и информацией". Но если нашим клиентом становится семья, понимаемая как организм, нам ближе определение системы, так как в нем уточнено понятие "целостности" как "совокупности взаимодействующих элементов". Сложность организма-семьи больше, чем организма-индивидуума, т.к. она состоит из нескольких организмов, неизбежно находящихся во взаимодействии. Системный подход постулирует, что всякое нарушение затрагивает функционирование именно всего организма-семьи, а не того организма-индивидуума, который является носителем симптома.
Повторим еще раз, что именно организм-семья, сталкиваясь с необходимостью регулирования внутри ли себя, или своих связей с окружением, может функционировать неправильно, избегать изменения, т.е. создания новых форм на границе контакта организм/среда. Гештальты остаются незавершенными, процесс не развивается, возбуждение блокируется, новые формы не могут возникнуть. Симптом, носителем которого является один из индивидуумов системы, определяет незавершенность, упорно избегая создания новых форм. В этом закрытом, одеревеневшем организме-семье индивидуум перестает быть открытым организмом, он сливается с организмом-семьей, отчуждается в пользу семейной патологии. Гештальт-терапевту в этом случае следует работать над восстановлением границы контакта организм-семья/среда, он призван сделать возможным творческое приспособление всей системы, а не только ее индивидуумов. Это позволит организму-индивидууму освободиться от его роли, от отчуждения, найти свой собственный путь творческого приспособления. Разумеется, гештальт-терапевт может работать с тем организмом, который перед ним оказывается, будь то индивидуум, пара или семья. Однако при системном подходе он прежде всего сам его определяет, поскольку здесь он не просто рецептор, он участвует в созидании терапевтической системы. Запрос имеет смысл только в связи с контекстом, априори он не существует. Как это хорошо показал Г. Бейтсон, всякое человеческое поведение организуется и определяется через связи. Именно внутри такой связи, когда запрос и ответ воздействуют друг на друга, запрос выливается в определенные формы, а ответ моделирует запрос. При этом носитель симптома может взять на себя терапевтическую роль, при которой он не подвергнет систему опасности изменения и сделает терапевта соучастником отсутствия изменения.
Проблема запроса ставит терапевта перед ответственностью за клиента. Он должен решить, заниматься ли ему предлагаемой проблемой, или ее стоит избегать. Что же в данном случае будет определяющим? Практика показывает, что ошибка, совершаемая при определении организма-клиента, в особенности в детской терапии, ведет к бесконечно тянущейся терапии и недостижимости результата. Запрос – это уже способ контакта организма с его окружением и способ манипулирования им. Он сам, следовательно, может составлять симптом, являющийся бегством от проблемы, и терапия в таком случае недейственна. Робер Нойбургер предлагает ориентир для определения организма-клиента. Если элементы запроса: симптом, страдание, утверждение исходят от одного и того же лица, то это индивидуальный запрос. Если же элементы исходят от двух лиц или распределены по семейной группе, то лечить следует организм-семью. Идет ли речь об индивидуальной или о семейной терапии, выясняется при первом телефонном разговоре или при первой встрече: кто просит, о чем, для кого, кому, для чего и почему именно теперь. И часто терапевту бывает проще сначала обратиться к уровню самой большой сложности и заниматься семьей, а уже потом вернуться к индивидууму, чем наоборот.
Теория поля помогает, когда, начиная с первого контакта, в здесь и теперь первого свидания, терапевт ориентируется в том, как организм-семья устанавливает связь. Семья часто воспроизводит по отношению к нам модель, усвоенную, много раз повторенную с другими, и она оказывается аналогична внутрисемейной. Эта модель значима в имеющем место нарушении функций, поскольку повторяет в «здесь и теперь» контакта с терапевтом незавершенные ситуации, связанные с родительскими семьями, а также с окружением. Тут возникает возможность, не входя в установленную модель, предложить попробовать другие формы, придумать новые способы приспособления как внутри семьи, так и на границе контакта организм-семья/окружение.
Работа с семьей осуществляется главным образом как процесс взаимодействия, здесь и теперь. Даже тогда, когда она порой фокусируется на одном индивидууме в системе, которому надо дать возможность проработать незаконченную ситуацию, особенно если она связана с родительской семьей, эта работа чаще всего затрагивает весь комплекс правил и взаимодействий в системе. Взаимодействие матери и сына обязательно требует осмысления того, какое место занимает отец, другие члены семьи, родительская и супружеская пара. Рассматривается именно модель взаимных влияний, структура и устройство системы, а не связь между двумя ее членами. Только позволяя организму-семье создавать новые способы приспособления на границе контакта, организмы-индивидуумы приобретут необходимую гибкость для собственного роста. Изменения же индивидуумов или связей, затрагивающих двоих, систему-семью не преобразуют.
Наш подход часто оказывается на стыке гештальт-терапии и системного видения. Построение скульптуры семьи, генограмма, метафоры, экспериментирование – все это позволяет двигаться в одном направлении и все время видеть мост, соединяющий систему и индивидуум.
Сообщение отредактировал Глобальный модератор: 11 Сентябрь 2010 - 15:21
