Перейти к содержимому


Собеседник

Регистрация: 17 авг 2010
Offline Активность: 09 ноя 2010 23:25
-----

Мои темы

Основные стратегии работы гештальт-терапевта

18 Октябрь 2010 - 22:45

Основные стратегии работы гештальт-терапевта

Авторы: Хломов Д.Н., Калитиевская Е.Р.

Данная статья представляет собой краткое изложение учебного материала теоретической части курса подготовки гештальт-терапевтов, относящейся к методологии практики и осуществляющейся в рамках долговременных учебных программ. Речь идет о сравнительном анализе двух основных стратегий работы гештальт-терапевта, к которым условно могут быть сведены большинство существующих подходов.

Первая стратегия работы, относящаяся к более позднему историческому периоду развития гешальттерапии, обозначена как "работа с внутренней феноменологией клиента". Именно в этой форме, сохраняющей память о калифорнийском периоде жизни Ф.Перлза, гештальт-терапия, ярко и однозначно представленная техникой диалога с одним или несколькими пустыми стульями, обозначающих значимых персонажей жизни клиента, впервые проникла в Россию. Значительно позднее произошла встреча с гештальт-терапией как методом, имеющем свою собственную теоретическую базу и свое собственное представление о теории личности (теория " self ), родившемся в диалоге с психоанализом и опирающемся на достижения гештальт-психологии, экзистенциализма, феноменологии, духовный восточных практик и т.д. Гештальт-терапия была создана в 40-е годы Ф.Перлзом и его сотрудниками, в настоящее время теоретическая база гештальт-терапии наиболее активно развивается на базе Кливлендского института гештальт-терапии, где был подробно описан цикл построения и разрушения гештальта, известный как «кривая контакта» (Подробнее об этом можно прочитать в небольшой по объему, но очень содержательной книжке Ж.-М.Робина «Гештальт-терапия», М.,1998, а также в его статье «Фигуры гештальта», Московский психотерапевтический журнал, №3, 1994). Любой опыт - это опыт контакта в диалоге с миром. Контакт же является центральным и ключевым понятием гештальт-терапии. Контакт - это всегда обмен между организмом и окружающей средой. Эта другая гештальт-терапия, исторически более ранняя, делает акцент на осознавании того, как клиент здесь и теперь в терапевтическом сеансе в диалоге с терапевтом осуществляет свой способ жить в этом мире и устраивать свой опыт, концентрируется на процессе творческого приспособления клиента и на способах его утраты. Эта стратегия работы терапевта обозначается как "работа на границе контакта". "Изучение способа функционирования личности в окружающей ее среде - это изучение того, что происходит на границе контакта между индивидом и окружающей его средой. Именно на этой границе расположены психологические события: наши мысли, наши поступки, наше поведение, наши эмоции являются формой нашего опыта и встречи этих событий на границе с окружающим миром" (Ф.Перлз).

Есть три взаимосвязанных процесса, три координаты гештальттерапии: теория поля, феноменология, диалог (подробнее об этом см. в сб. Гешталът-95: Интервью Роберта Резника: «Гештальттерапия, принципы, точки зрения и перспективы»). Это взгляд гештальттерапии на мир, который очень отличается от психоанализа. Корни гештальта - в психоаналитической теории развития личности. Однако, при подходе к терапии мы наблюдаем смену парадигм: от аристотелевской, линейной или механической модели причинности - к модели теории поля, где все относительно, взаимосвязано, все является процессом.

Личность не может быть определена без своего поля, своего окружения, своей истории. Сущностью этого поля является целостность. Это не просто мир, это субъективный мир.

Субъективная личностная часть поля сущностно включает в себя свое феноменологическое поле. Решающим здесь является то, как человек воспринимает мир, как делает выбор, создает собственный опыт, организует свой собственный мир и самого себя в нем, как создает свои собственные смыслы. Важно, что все это рассматривается не как структура, а как процесс. «Замороженная» феноменология рассматривается как патологический паттерн.

Терапевтические отношения в гештальттерапии строятся в форме диалога. Диалог в гештальттерапии рассматривается в экзистенциальном «Я - Ты» буберовском смысле. Отличительной чертой диалога в гештальттерапии является ответственность терапевта. Терапевт одновременно более свободен, чем в других терапевтических системах, и в тоже время он несет личную персональную ответственность за то, что происходит в терапии, он не может защититься теорией или правилами.

РАБОТА С ВНУТРЕННЕЙ ФЕНОМЕНОЛОГИЕЙ КЛИЕНТА

Первая из названных в этой статье стратегий может быть обозначена как работа с внутренней феноменологией клиента и имеет ряд фундаментальных отличий от работы на границе контакта. Во-первых, здесь терапевт находится не в диалоге с клиентом, а в позиции фасилитатора диалога клиента с неотреагированными трудными элементами его внутреннего опыта. Терапевт выполняет роль ресурса, вспомогательного «Я» клиента. Эта работа более структурирована технически, и переживания самого терапевта не попадают на границу контакта. Несмотря на то, что эта работа менее творческая, она оказывается очень подходящей для начинающих терапевтов, что видимо и послужило причиной такого бурного ее распространения, что на некоторое время она полностью подменила собой само понятие гештальт-терапии. В то же время, описать ее надо подробно, поскольку в литературе она описана фрагментарно и эмоционально. Сначала восторгались, потом начали ругаться, что, мол, свели всю гештальт-терапию к технике. А работа эта сама по себе заслуживает внимания. Наиболее известна из всего этого периода работа Ф.Перлза со снами как с проекциями разных частей личности и выяснением «экзистенциального послания» сна (см Ф.Перлз. Гештальт-семинары. М., 1998.)

Само название «работа с внутренней феноменологией» нуждается в объяснении. Все, что существует, происходит, является неким феноменом. Есть вещи, существующие только во внутреннем мире, например, при психозе. Люди, сидящие в психотерапевтической группе являются феноменами внешнего мира и одновременно они же существуют как феномены внутреннего мира в голове друг у друга. Феномены - это то, что обязательно заканчивается, они ограничены и изменчивы. Например, сила тяжести не относится к феноменам, также как и другие объективные законы. Феномены существуют как конкретные воплощения страха, любви, злости, они - субъективны. Реальность, как известно, есть нечто, производное от субъекта. Поэтому основная рабочая зона терапевта - это зона проекции. Кроме границы, у феномена есть поддержка его интеграции с помощью энергии чувств. Феномены связаны определенными чувствами. Феномен - это то, что небезразлично клиенту. Феномены, представленные во внутреннем пространстве человека, могут быть описаны как некоторые - изоляты, внутри которых есть напряжение. Это что-то, что изолировано от обмена с другими объектами внутреннего мира. Любое внутреннее переживание когда-то было опытом внешнего контакта с референтными фигурами внешнего мира. Невозможность продуктивного разрешения этого диалога когда-то в прошлом приводит к формированию хронического переживания незаконченной ситуации, некоего застывшего изолята во внутреннем пространстве клиента. Внутренние феномены подменяют реальность внешнего мира. Искаженная картина внутренней феноменологии нарушает поведение во внешней среде. Задача терапии - помочь клиенту вновь развернуть это «схлопнутое» переживание в диалог, сделать обе стороны диалога подвижными и достичь новой, более продуктивной интеграции. Сам термин «внутренняя феноменология» означает, что мы будем работать не с реальной мамой клиента, а с «образом мамы». Если клиент работает с реальным терапевтом, он работает в режиме реального диалога. Однако можно организовать и диалог с воображаемым терапевтом, поставить пустой стул, попросить клиента вообразить на стуле терапевта и поговорить с ним. Конечно, это будет разговор клиента со своим «внутренним терапевтом».

Таким образом, работа с внутренней феноменологией заключается в выявлении внутренних «драйверов», управляющих поведением, распознавании противоположности, т.е. объекта управления (например, это могут быть противоположности «торопливая мать - медлительный ребенок» или «контролирующий отец - беспомощная зависимая дочь» и т.д.) и поддержание диалога между двумя феноменами внутреннего мира клиента, каждый из которых - он сам. Задачей терапевта здесь является поддержка хороших фигур у клиента и избегание вступления с клиентом в прямой диалог, что явилось бы признаком дефлексии клиента. Исключением является первая фаза работы, в которой происходит выявление болезненной проблематики и фигуры для работы (Именно в этой точке и происходит выбор дальнейшей стратегии - либо поддерживать эмоциональное осознавание на границе контакта, либо выделять некий напряженный изолят и уходить с границы контакта. В любом случае работа с внутренней феноменологией клиента обеспечивает большую безопасность терапевта, поскольку обе выделяемые для работы полярности принадлежат клиенту. Это становится особенно актуальным при столкновении клиента и терапевта с одной и той же проблемой.)

Если условно обозначить внутреннюю зону клиента в виде круга, то в нем можно выделить некие темные, не переваренные куски опыта. Задача терапевта - помочь клиенту сфокусировать тему, вывести за пределы внутренних феноменов и спроецировать на пустой стул. Затем представить, какая полярность образует второй стул. На двух стульях как бы представлен клиент целиком. Таких полярностей, т.е. различных способов интеграции, много у одного и того же клиента. Однако в данный момент только одна пара образует фигуру проблемы.

В процессе проецирования у клиента может возникнуть сопротивление. Здесь отношение к сопротивлению принципиально иное, чем при работе на границе контакта. В данном случае важно «дожать» клиента, чтобы он все-таки спроецировал проблему (например, пусть почувствует себя изжеванной резинкой, если он говорит, что это его жизнь, и, конечно же, встает вопрос о том, кто же его так изжевал?). Выделение, проецирование сложного образа на стул маркируется изменением состояния клиента.

Таким образом, первый шаг - это прояснение темы. Второй - выделение противоположностей. Важно, чтобы количество фигур было не больше двух (противоположности, в сумме составляющие целое). Если клиент неясен и говорит о многих вещах сразу, задача терапевта превратить это в одну тему. Терапевт также должен препятствовать дефлексии клиента, который так и норовит увеличить количество стульев, перепутать их значение, вовлечь терапевта в «треугольник» или разговор о бессмысленности диалога с пустым стулом и т.д. Третий шаг - как можно более точное описание позиций с использованием образов, прозвищ и различных приемов амплификации. Важно оживить обе позиции (при этом терапевт одинаково поддерживает обе позиции клиента, вне зависимости от внутренних приоритетов). Четвертый шаг - фасилитация диалога. Пятый - интеграция. Важно, что интеграция должна быть произведена самим клиентом после прохождения кульминации диалога. Тогда терапевт может предложить клиенту выйти за пределы данных двух позиций, найти точку в пространстве, с которой можно посмотреть на ситуацию со стороны и описать в этой точке себя и свое состояние. На протяжении всей работы инструкции терапевта должны быть четкими и ясными, он должен внимательно следить за сменой позиций. Если состояние клиента меняется - дать знак, сигнал пересесть на другой стул. Нередко в течение одной встречи не удается пройти все стадии. Если работа прерывается, обязательно нужно вывести клиента за пределы диалога, чтобы он осуществил промежуточную интеграцию.

Есть некоторые ситуации, например, острый запрос на поддержку, в которых работа с пустыми стульями неуместна.

РАБОТА НА ГРАНИЦЕ КОНТАКТА

Клиент всегда включается в работу по поводу какого-либо «голода» и предъявляет терапевту привычный способ поддержания себя в голодном состоянии. При этом терапевт оказывается для клиента питательным продуктом. Может также быть выявлено нарушение и выделительной функции клиента, когда клиенту стыдно, неловко кормить терапевта какой-либо информацией. Для иллюстрации работы на границе контакта можно использовать метафору, как маленький пингвиненок пытается съесть сырую рыбу. Пожует, пожует и отрыгивает ее взрослому пингвину. Тот пожует, пожует, и вот уже пища оказывается пригодной для пингвиненка. Так и клиент обращается к терапевту с какой-то информацией, а терапевт немного ее видоизменяет и возвращает обратно клиенту в более пригодном для употребления виде. Тот пожует, пожует и опять отрыгивает терапевту, мол не годится. А терапевт опять немного пожует, и - обратно клиенту. И так много раз... Что, очевидно, следует из этой метафоры, так это то, что терапевту нужно сформировать и натренировать специальный «терапевтический желудок», чтобы не отравиться ядом, которым его пытается накормить клиент. Попросту говоря, чем более терапевт является проработанным, чем больше он в курсе по поводу собственных проблем, тем более свободно он чувствует себя с клиентом. Чем меньше у него зона неосознаваемой тревоги - тем меньше шансов попасться в ловушку. Важно помнить, что терапевт является переходной фигурой в жизни клиента, предоставляющей клиенту возможность потренироваться в осознавании и изменении опыта. Так что и яд клиента, и деликатесы, которыми он пытается кормить терапевта, предназначены вовсе не ему, а реально значимым фигурам в жизни клиента.

Работу на границе контакта можно определить как диалог, в ходе которого поддерживается процесс удовлетворения межличностных потребностей клиента в беседе с терапевтом. Т.е. это диалог, в котором удается распознать и преодолеть остановки этого процесса, исследовать возможности клиента отстоять свои границы, предъявить свои интересы, отказаться от ядовитой для себя информации и т.д. Диалог - это всегда встреча двух феноменологии - терапевта и клиента. В данном случае фигурой диалога является способ клиента устраивать свой контакт, свою жизнь в контакте с окружающей средой, которой выступает терапевт. Если есть схема, технология разговора - он перестает быть открытым диалогом. Поэтому при работе на границе контакта терапевт всегда находится в ситуации неопределенности и вынужден осуществлять творческое приспособление к ситуации. Есть особая ценность терапевтического «незнания» как основы терапевтического любопытства. Психотерапевт может поддерживать процесс диалога в определенных рамках на протяжении длительного времени, но не может гарантировать его результат.

Несколько слов о понятии творческого приспособления. Творческое приспособление можно определить как процесс поиска нового решения в ситуации неопределенности в отсутствие заданного выбора. Понятие напряжения также необходимо, поскольку энергия творческого приспособления определяется «разностью потенциалов» между знанием и незнанием в зоне чистого интереса, любопытства, возбуждения. Способность к творческому приспособлению связана также с проявлениями конструктивной агрессии, но утрачивается, если на место возбуждения приходят тревога или страх. Способность к творчеству связана со способностью выдерживать напряжение ситуации неопределенности. Способность к творческому приспособлению зависит также от чувства юмора, умения быть смешным, азартным, играть в серьезные вещи. Набор этих качеств позволяет ребенку превращать беспокойство в любопытство и расти, развиваться в страшном и непонятном мире взрослых. Обращение к терапевту во многом связано с утратой способности к творческому приспособлению. Пациент - это тот, кто терпит нужду и голод. Его потребность не удовлетворена, поскольку архаический привычный способ ее удовлетворения больше не работает. Поддержка со стороны терапевта - это поддержка поиска клиента и поддержка его не целенаправленности. Сугубая серьезность терапевта может подтвердить худшие опасения клиента, а хорошая шутка - лучший помощник в терапии, шлюз, снижающий пафос драмы.

Работа на границе контакта - это постоянная работа с проекциями клиента, т.е. с его фантазиями, с его переносом в адрес терапевта и сопоставление этих фантазий с реальностью. Формирование терапевтических отношений, т.е. переноса в терапевтический контакт характерных для клиента способов переживания и действия, поддержание этого переноса с целью исследования этих способов и постепенное освобождение диалога от проекций клиента создает основу долгосрочной психотерапевтической работы. Клиент всегда попытается заставить терапевта играть по своим правилам. В каком-то смысле, если провести параллель с точкой зрения психоанализа, гештальт-терапевт выступает родителем «иного типа» или, проще говоря, «иным», т.е. живым человеком. Всегда встает вопрос: что делать терапевту со своими чувствами, возникающими в сеансе? Основа обращения психотерапевта со своими реакциями - это уважение и внимание терапевта к своей собственной феноменологии. Обучение психотерапии - это во многом обучение тому, как обходиться со своими реакциями и как встраивать их в терапевтический диалог в форме, доступной для клиента и с терапевтической пользой для него. Здесь очень мало от техник (подробнее об этом, а также о ресурсах эмоционального сопротивления терапевта и клиента см. статью Е.Калитеевской в сборнике «Гештальт-97», М., 1998).

Следует специально отметить отношение к сопротивлению клиента при работе на границе контакта. Сопротивление рассматривается здесь не как досадная преграда, которую необходимо сломить для достижения поставленных целей. Сопротивление - то же желание, только противоположное. В нем аккумулирована значительная часть энергии клиента. При работе на границе контакта терапевт поддерживает зону, в которой больше энергии. И если энергии больше в сопротивлении - стоит присоединиться к сопротивлению, чтобы освободить полюс желания. И, напротив, раскачивая полюс желания, есть риск усилить сопротивление. Сопротивление также может выступать как патологическое, фиксированное, прерывающее контакт, а может быть творческим, свободным и осознанным, отвечающим потребности настоящего момента. Например, без здоровой конфлюэнции было бы невозможно переживание удовлетворения или острого интереса. Без интроекции передача знаний оказалась бы невозможной. Проекция позволяет создать контакт с другим человеком, а ретрофлексии мы все обязаны всеми достижениями цивилизации. Работа на границе контакта помогает клиенту осознать, как он организует свой процесс, свою жизнь прямо сейчас - в контакте с терапевтом. «Здесь и теперь» он делает то же, что и всегда. Фигура настоящего всегда отражает целостное переживание своей жизни и всегда формируется в контексте актуальной потребности, выхватывая из картин прошлого и будущего соответствующие фрагменты. Меняя качество переживания в точке настоящего момента, мы меняем осмысление проживания своей жизни в целом - меняется не только настоящее, меняется также восприятие прошлого опыта и картина будущего. В этом магия гештальт-терапии.

Работа на границе контакта может быть условно разделена на два основных этапа - диагностический и экспериментальный.

Первая задача терапевта - помочь клиенту прояснить свою истинную потребность (Например, человек жалуется на то, что страдает от недостатка любви, однако, делает все, чтобы эту любовь не получить.)

В процессе работы терапевт всегда отмечает некоторые феномены, например, возросшее напряжение клиента при затрагивании болезненной для него темы, внезапное падение энергетики, изменение позы или тона голоса, непроизвольное изменение дистанции в адрес терапевта и т.д. Таким образом, первая составляющая работы терапевта - просто видеть, слышать, чувствовать и воспринимать очевидные вещи.

В диагностике происходящего терапевт может также использовать известные ему объяснительные схемы функционирования, а также объективные законы развития чувств. Например, если человек говорит, что чувствует обиду, уже не обязательно спрашивать его, злится ли он на того, на кого обижается, поскольку в переживании обиды всегда смесь любви и агрессии. Если демонстрируется лютая ненависть - значит, ищи привязанность. То же относится к диалектике желания и сопротивления, поскольку мы можем переживать желание сделать что-либо только если встречаем внутри себя сопротивление. Иначе все действия осуществлялись бы автоматически и не оставляли бы в нашей душе никакого следа. Имеет смысл помнить о том, что личность диалогична, «Я» представляет собой конгломерат противоположных сил, и значительная часть энергии блокирована в непредъявлением полюсе. Полезно также использовать свои знания о теории и функциях « self ». Например, если человек много и подолгу рассуждает о пользе какой-то терапевтической системы, сам он, вероятно опасается предъявлять свои индивидуальные эмоции. Есть еще известная всем «механика» различных видов сопротивления. Клиент, постоянно похлопывающий себя по коленке, вероятно, хочет поколотить кого-то или, возможно, мечтает, чтобы его отшлепали. В любом вопросе содержится информация о том, кто спрашивает.

Психоаналитическая работа официально построена на интерпретациях терапевта. Гештальт-терапевты могут интуитивно следовать интерпретациям, не осознавая этого. Отсутствие опоры на интерпретации в работе, а также вред терапевтических гипотез - это очередной миф о гештальт-терапии. Правда заключается в том, что гештальт-терапевт не может остановить поток своих собственных размышлений о клиенте и безусловно ведет себя в соответствии со своей интерпретацией или терапевтической гипотезой. В отличие от психоанализа с его системой вертикальной диагностики, где клиент оказывается жертвой интерпретации, в гештальт-терапии клиент - партнер в процессе поиска смысла происходящего и индивидуальное наполнение конкретным смыслом обсуждаемых понятий принадлежит ему (насколько различный смысл вкладывают разные люди в такое, например, распространенное словосочетание как «получение поддержки»). Однако, и терапевт не идиот, который только и делает, что следит за динамикой энергии в контакте, совершенно не пытаясь понять, о чем же с ним говорит клиент. Один из принципов диагностики в гештальте, гениальный в своей простоте, состоит в том, чтобы позволить себе воспринять очевидное. Более того, энергия живость и продуктивность терапевтических гипотез зависят от уважения и доверия терапевта к себе. Иногда чувства терапевта помогают ему уловить «тему» клиента. А если то, что клиент говорит, совершенно не «цепляет» терапевта - это может быть сигналом, что фигура процесса клиента расплывается и теряет свою энергичность.

Интерпретация в гештальт-терапии всегда индивидуальна, т.е. предназначена именно этому клиенту на основании данных его опыта и всегда субъективна, т.е. принадлежит конкретному терапевту с его набором характеристик и жизненных реалий. Интерпретация рождается каждый раз в единственном в своем роде диалоге. Индивидуальная интерпретация - это самая рискованная часть работы терапевта. Поведенческие реакции при фобии могут выглядеть одинаково, однако страх может быть различной природы: можно использовать страх для того, чтобы избавиться от ужаса несуществования, привязаться для получения заботы или симптом может быть средством извлечения выгоды. При работе на границе контакта важно, КАК все это предъявляется, КАК живет, КОГДА и КАК исчезает и ЧЕМ замещается. Преждевременные заключения ведут к многочисленным ошибкам. Поэтому интерпретация может выдаваться клиенту в форме образа, предлагаться для обсуждения, но не иметь вида окончательного диагноза.

Психоанализ ограничивается этапом диагностики. Однако прошлое проективно, и об одном и том же человек может из разных состояний вспоминать как о различных событиях. Психоанализ в своей основе - это исследовательский проект. Гештальт-терапия - это скорее педагогический проект, который базируется на утверждении: если ты хочешь изменить что-либо в своей жизни - сделай это прямо сейчас. Ничего нельзя изменить завтра. Эксперимент предполагает, что проблема клиента может быть представлена как действие, разворачивающееся здесь и теперь в терапевтическом сеансе. Зона эксперимента - это зона поиска, зона интереса. Это некая творческая пауза, где клиент, находясь в безопасных условиях, отпускает стандарты. Основная цель эксперимента - заставить двигаться застывший опыт клиента, чтобы способность к творческому приспособлению могла быть восстановлена. Важно упомянуть об экспериментах в рамках трансферентных отношений, когда терапевт побуждает клиента рисковать отношениями в малых дозах, проясняя реальность.

К терапевтическим экспериментам не относятся заранее продуманные упражнения, в одинаковой форме предлагаемые всем. Основой гештальт-эксперимента является индивидуальная интерпретация и выдвигаемая на ее основе терапевтическая гипотеза. Например, человек привычно игнорирует страх и с первых минут вовсю рассуждает. Внезапный переход терапевта на доверительный тон может вызвать настороженность. Следовательно, работать надо с безопасностью, выяснить у клиента, понимает ли он, где находится, с кем говорит. Эксперименты могут быть большие и маленькие, но это всегда интервенция со стороны терапевта. Например, если человек говорит о себе, не используя местоимение «Я», можно попросить его говорить от первого лица. Это небольшой эксперимент. А если клиент боится показаться смешным в глазах терапевта, то предложение терапевта, чтобы клиент придумал ситуацию, в которой смешно выглядел бы сам терапевт, может оказаться очень большим экспериментом и выявить полную беспомощность клиента, а может оказаться и не очень большим экспериментом. Катастрофические проекции в адрес участников группы, которые, как кажется клиенту, его отвергают, могут быть проверены реальной обратной связью и т.д.

В конце каждого сеанса работы терапевт выясняет состояние клиента и качество интеграции полученного опыта. Важно оставлять время на интеграцию. В тех случаях, когда терапия проводится в группе, есть дополнительная возможность групповой интеграции опыта. Как правило, чувства, не обозначенные клиентом, но активно влияющие на его состояние, «оседают» в группе и могут быть возвращены в процесс терапии путем эмоционального обмена между участниками группы.

Работа на границе контакта является областью гештальт-терапии, которая активно развивается как в практическом, так и в аналитическом ключе (см статьи Д.Хломова о динамической концепции личности в гештальт-терапии в сборниках Гештальт-96, Гештальт-98).

В рамках данной статьи остались нерассмотренными некоторые важные вопросы, имеющие прямое отношение к работе на границе контакта: рассмотрение параметров процесс-анализа построения и разрушения гештальта с точки зрения «кривой контакта», особенности терапевтических отношений в гештальт-терапии, и т.д. Четкое разведение и рефлексия двух разных стратегий работы гештальт-терапевта, описанных выше, представляется весьма важной для того, чтобы терапевт мог ясно осознавать свой выбор и его последствия, а также альтернативные возможности действий в терапевтической ситуации. При этом в практической работе деление на различные стратегии весьма условно, и терапевт может на протяжении одной сессии переходить от одной стратегии к другой.

Статья из сборника
Московского Гештальт Института
"Гештальт 2000"

Коммуникация и манипуляция

08 Октябрь 2010 - 22:52

А воз и ныне там? :lol: Столько уж Вам тут про манипуляцию объясняли, но все же Вы как-то к этому слову пока еще настороженно относитесь.

Я уже много раз говорил, что мне удобно разделять общение на манипулирование (скрытые коммуникации, с целью достичь цели) и уважительные, равные отношения, в которых есть место для своих убеждений и убеждений Другого - это важно в том направлении терапии, которое я выбрал. Объяснять то, как понимается манипуляция в НЛП не нужно. Если можете, объясните, для чего манипуляция в НЛП понимается именно так, как понимается, а не иначе :)

Ценности, потребности и цели

16 Сентябрь 2010 - 22:47

Не личные потребности не учитываются в первую очередь!

Дмитрий, расскажите, как в НЛП относятся к личным потнебностям, как с ними работают. НЛПеры наверно не путают цели с потребностями.

Андре ШЕМЕН К ВОПРОСУ О ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ СЕМЕЙНОЙ СИСТЕМЫ

11 Сентябрь 2010 - 11:30

Андре ШЕМЕН
К ВОПРОСУ О ГЕШТАЛЬТ-ТЕРАПИИ СЕМЕЙНОЙ СИСТЕМЫ
Андре Шемен – клинический психолог, гештальт-терапевт и семейный психотерапевт, член Французского Гештальт Института, живет в г. Нанте, Франция. Приезжал в Московский Гештальт Институт в рамках обучающей программы Жана-Мари Робина «Совершенствование в гештальт-терапии» в 1995 г.

Овладев методиками системного подхода, я начал в 1975 г. применять его на практике в контексте "воспитательного действия в открытой среде". Я занялся также семейной терапией в качестве частного консультанта. Мой путь к пониманию системного подхода был долог и, в конце концов, он решительно переменил мое представление о мире. Я совершенно по-новому увидел проблемы социума и семьи через призму присущих им внутренних влияний и взаимодействий; я понял конкретную методологию возможного вмешательства. Однако и теперь, спустя годы, один вопрос оставался. Системное вмешательство в том виде, в каком я его применял, позволяло весьма активно помогать семейной системе в создании новых комбинаций как для общения внутри нее самой, так и для взаимодействия с окружением. Но коль скоро речь заходила о воздействии на личность, такое вмешательство демонстрировало свою ограниченность.
Другими словами, системная модель позволяла мне получить доступ к семье как организации, но не давала сосредоточиться на индивидууме, и, таким образом, возможности терапии в некоторых случаях уменьшались.
В 1978 г., во время стажировки в Квебеке, я встретился с Вирджинией Сатир. Тогда я открыл для себя возможность перехода от системы к индивидууму и возврата обратно, к системе. Именно эта парадигма открыла для меня гештальт. После стажировки в Центре Роста в Монреале, связанном с Кливлендом, я начал в 1983 г. работать как гештальт-терапевт.
Гештальт-подход позволил мне работать с индивидуумом в рамках системной семейной терапии. В свою очередь, системный подход дал возможность, осуществляя гештальт-терапию, принимать во внимание контекст, в котором существует личность, ее взаимодействие с окружением.
Сперва я счел применение гештальт-подхода к семье довольно простым. Однако быстро понял, что это не так. Дело в том, что, хотя оба подхода имеют общие корни, они функционируют на разных уровнях логики, не сводимых один к другому.
Итак, определив возможности теории поля в работе с семьей, я хотел бы понять место теории поля и теории систем в эволюции науки. И, наконец, я все же попытаюсь положить несколько своих кирпичей в стену строящегося здания гештальт-терапии семейной системы.
I. Границы теории поля.
В основе парадигмы гештальт-терапии лежит понятие "организма". Организм определяется как "психофизическая целостность, взаимодействующая, как целое, со своей средой". Предметом гештальт-терапии становится, таким образом, отношения организма с его окружением. Ф. Перлз и П. Гудмен на первых страницах своей основной книги называют это "взаимодействие организма со средой в поле "организм/среда". Они уточняют, что "речь идет, разумеется, не только о физическом взаимодействии человеческого организма с окружением, но также и о социальном. Таким образом, при любом подходе к человеку: физиологическом, психологическом или психотерапевтическом, – следует говорить о поле, в котором взаимодействуют как минимум биологические, социокультурные и физиологические факторы /.../ Любая человеческая функция есть результат взаимодействия на поле организм/среда".
Итак, гештальт-терапия уходит своими корнями в теорию поля. Она занимается тем, что происходит на границе контакта в поле организм/среда, но при этом во всех своих определениях отсылает к понятию взаимодействия. А это понятие, в свою очередь отчетливо не сформулировано ни в основополагающей книге по гештальт-терапии, ни в теории поля в целом. Тут приходится обращаться к теории систем. Вот откуда происходит путаница между понятиями "контакта" и "взаимодействия", от которой не избавилось сознание многих гештальтистов.
Согласно Ф. Перлзу и П. Гудмену, контактом мы будем называть "освоение поля, творческое приспособление организма и среды друг к другу". Взаимодействием же, согласно П. Вацлавику, мы будем называть "динамическое чередование обменов многими посланиями между, как минимум, двумя личностями /.../ Текучая полифоническая смесь многочисленных способов поведения: вербального, звукового, проявляющегося в позах и движениях, – когда каждый из них уточняет смысл других". Теория поля, лежащая в основе гештальт-терапии, а точнее понятие поля организм/среда, обозначает явления, которые возникают между данным организмом и его окружением, между субъектом и тем, что им не является. Осуществляя терапию, я могу рассматривать в качестве отправной точки клиента как организм, а, следовательно, представительный элемент, а окружение будет полем, в которое он включен. Но я могу взять в качестве отправной точки и терапевта как организм и, следовательно, представительный элемент и окружение будет его полем, в которое он будет включен. Другими словами, при такой терапии в одно и то же время непременно происходит работа на границе контакта организм/среда в той мере, в какой я рассматриваю клиента как основной организм, и взаимодействие, в той мере, в какой терапевт сам является организмом, находящимся на поле клиента.
Как очень точно пишет Жан-Мари Робин: "хотя окружение организма или элемент этого окружения могут быть организмом, понятийный и методологический аппарат гештальт-терапии не вполне приспособлен к рассмотрению связи организм/другой организм как двух формирующих начал своих собственных полей. Гештальт-терапия успешно использует теорию поля, рассматривая то, что происходит между организмом и тем, что не есть он, когда он сам является предметом эксперимента.
Пока терапевт, как организм, рассматривает свой подход к клиенту, он относится к последнему как к сущности не-я, на которую он каким-то образом влияет или подвергается влиянию с ее стороны. В этом случае он может опираться на теорию поля. Но вот терапевт вмешивается: говорит, делает, молчит, задает вопрос и сразу становится организмом, состоящим в связи с другим организмом, т.к. каждый из них принадлежит к своему собственному полю. В этом случае развивается взаимодействие. То есть область размышления, рассматривания располагается в теории поля, а вмешательство требует взаимодействия. Вот почему, я полагаю, что терапевту придется беспрерывно сновать от работы на границе контакта к работе с взаимодействием и обратно.
Взаимодействие приобретает еще большее значение, если мы переходим к паре или к семье. Терапевт остается в теории поля до тех пор, пока он рассматривает свой подход к семье, свое влияние на нее или ее влияние на себя. Однако с того момента, как он начинает действовать по отношению к одному из элементов системы, а тем более когда он вмешивается в поведение двух членов пары или членов семьи, он выходит из теории поля и входит во взаимодействие организм/организм, т.е. в теорию систем.
Таким образом, я постулирую, что семейная гештальт-терапия не может опираться исключительно на теорию поля. Ей приходится переходить на другой логический уровень, уровень взаимодействия, а он присущ теории систем. В противном случае она не является семейной терапией, а остается индивидуальной терапией в семье, или же экспериментирующей терапией, цель которой – создание нового окружения, в котором семья может изменяться.
Я постулирую, что гештальт-терапия семейной системы, которую еще предстоит создать, требует беспрерывного движения от системы к индивидууму и обратно и, следовательно, постоянного перехода с одного логического уровня на другой. А это предполагает особую осмотрительность, в частности, при определении "организма-клиента". Но об этом ниже. Для того чтобы развить эти идеи и предложить кое-какие соображения по поводу гештальт-терапии семейной системы, а не семейной гештальт-терапии, я позволю себе отступление в историю развития науки. В нем найдут свое место психоанализ, теория поля и теория систем. Я попробую показать, что в эволюции эпистемологии гештальт-терапия, основывающаяся на теории поля, располагается как раз на стыке мысли редукционистской, стремящейся к простейшему, и мысли системной. Вот почему в то время как многие представители сообщества гештальтистов предпочитают обращаться к традиционной модели "внутрипсихического", другие (к которым принадлежу и я) гораздо больше интересуются тем, что касается взаимодействия.

2. Эволюция научной мысли.
«Начиная с 50-х годов в разных областях научного познания вырисовывается следующая картина: действуют две фундаментальных парадигмы –редукционистская и системная, в рамках каждой существуют свои научные теории и методы. Системная парадигма может быть также определена как холистическая, экологическая, "охватывающая организм как целое". Редукционистская парадигма механистична, однопричинна, однофакторна, ей свойственно одно измерение, т.е. она линеарна и дает объяснения причинно-следственных связей.
Системная парадигма многофакторна, в ней несколько измерений, т.е. она объемна. Поведение она выводит из взаимодействия, из сложной структуры множества взаимных влияний, которые осуществляются здесь и теперь.
Наука вот-вот начнет отходить от дорогого сердцу Декарта "разделения реальности на максимально возможное количество частей", лежащего в основе так называемой редукционистской мысли. Вот-вот она отдаст предпочтение целому, сложности, общему устройству.
Эта смена парадигм намечается еще в начале нашего века, – прежде всего, в логике, математике и физике. Потом она обнаруживается в биологии, а спустя двадцать лет – в социальных науках. И, наконец, с наступлением 50-х гг. процесс начинает ощущаться в психотерапии и психиатрии.
Современная наука родилась в эпоху Возрождения и имеет целью упорядочить мир – это общее место. Вначале она принимается изучать природу вещей, физические характеристики. В эту эпоху господствует редукционистская парадигма и доминирует понятие вещества.
В XIX в. появляется понятие энергии. "Энергия не возникает из ничего и не исчезает бесследно, но она может преобразовываться из одного вида в другой" Открытие первого закона термодинамики начинает великую эпоху физики. Однако доминировать продолжают механистическая физика Ньютона, биология Дарвина. В области наук о человеке понятие энергии и законы термодинамики использовал З. Фрейд. Но, создавая теорию психоанализа, он не сознавал значения контекста и искал в психологии причинные связи. Человеческое существо становится у него закрытой замкнутой системой, изолированной от окружения. Строго следуя законам, относящимся к физической энергии, З. Фрейд начинает интересоваться динамическими основами личности и показывает, что поведение всегда значимо. Интуитивное ощущение важности окружения и взаимодействия заметно в творчестве З. Фрейда. Однако в науке того времени не существовало понятий, чтобы эти ощущения обозначить, что и заставило его выбрать "королевский путь": говорить о неосознанном и психической энергии. Психоанализу лишь позже удастся интегрировать новые достижения науки и частично избавиться от узкой причинной модели. Итак, основы системной мысли обнаруживаются в начале века в математической логике и в физике. В 1915 г. Эйнштейн публикует общую теорию относительности и работает над общей теорией поля. Он утверждает, что традиционная дихотомия энергии и вещества устарела и заменяет поиск одной причины теорией поля, где действует множество условий. В 1930 г. идея была подхвачена и реализована в квантовой теории. Понятие невидимого атома она заменила опять-таки теорией поля, в которой описываются взаимодействия субатомарных микрочастиц. В 1927 г. Гайзенберг сформулировал идею об отношении неопределенности. Мир все больше и больше воспринимался как организм, как комплекс связей, как прочная ткань, а не как конгломерат отдельных частей и изолированных событий.
Вот в каком контексте в 30-е гг. развивалась теория поля. Все явления она стала рассматривать как связанные между собой в обширную сеть взаимодействий. И внутри сети элементы непрерывно меняются как раз вследствие взаимодействия с окружением. В 1935 г. эта теория была взята на вооружение гештальтпсихологией в ее холистическом подходе к феноменам восприятия. Однако еще в 1930 г. Курт Левин, опираясь на теорию относительности, предложил "перестать мыслить категориями частиц, и перейти к категориям энергетических полей, в которых разворачиваются и действуют силы внутри матрицы", т.е. обратиться к теории поля. Личность он определил как сложное энергетическое поле, на котором всякий поступок может рассматриваться как изменение состояния поля в течение данной единицы времени. К. Левин утверждает, что поле есть "тотальное психологическое окружение, в отношении которого личность имеет субъективный опыт", и что "поведение есть функция от личности и от ее окружения", т.е., вне всякого сомнения, переходит от редукционистской теории поведения к теории полей. В то же время важно отметить, что, несмотря на происходящий процесс преобразования науки, теория полей отмежевываясь от редукционистской мысли, вместе с тем оставалась по сути своей "методом анализа причинных связей" и основывалась главным образом на понятии энергии и энергетических полей.
Переход к новой холистической системной парадигме шел, но старая, в которой, собственно, и возникло понятие энергии, продолжала доминировать в научном познании.
В эту переходную эпоху рождалась гештальт-терапия, на которую, с одной стороны, влиял психоанализ с доминирующим понятием энергии, а, с другой, теория полей с ее стремлением к системному мышлению. Вот почему гештальт-терапия оказалась приверженной и к понятию интрапсихического, и к понятию границы контакта, и к еще не вполне разработанным понятиям, связанным со взаимодействием.
Приходилось ждать дальнейшего развития науки и появления понятия "информации", которое в 50-е гг. и позже спровоцировало настоящую эпистемологическую революцию. В ходе ее понятия вещества и материи были преодолены и включены в новую систему идей.

3. Системная мысль
Теория систем развивалась постепенно представителями многих научных дисциплин и в разных местах. Эйнштейн с его книгой 1915 г., Уайтхед и Рассел, обнародовавшие в 1913 г. теорию логических типов, квантовая теория 1930 г., Кеннон, в 1932 г. описавший принцип гомеостаза, К. Левин, применивший в 1930 г. понятие поля в психологии, наконец, Пригожин с его работами 30-х гг. по термодинамике открытых систем, за которые в 1977 г. он получил Нобелевскую премию. Значимый шаг вперед представляла собой появившаяся в 1948 г. кибернетика Винера. "Модель кибернетического взаимодействия кругообразна, она саморегулируется и имеет несколько изменений. Эта модель приходит на смену модели действие-противодействие и диалектической модели Гегеля. Кибернетика делает, наконец, возможным создание адекватной теории моделей коммуникации и выявление системы связей в человеческом обществе". Наконец появляются точные понятия для квалифицирования взаимодействия. Познание сосредотачивается теперь не столько на сущностях, сколько на связях между сущностями. И вот в 1950 г. биолог фон Берталанфи формулирует общую теорию систем. Различные дисциплины классической науки стремились вычленить из универсума изолированные элементы. Мало того, представители классической науки надеялись, что, соединив эти элементы вновь, теоретически или путем эксперимента, они обнаружат познанное целое или систему. Теперь мы знаем, что для понимания этого целого, нужно знать не только составляющие его элементы, но также и их связи: например, действие ферментов в клетке, осознаваемые или неосознанные ментальные процессы, структуру и динамику общественных систем. Задачей теории систем является анализ сходства форм в структурах различных систем для того, чтобы прийти к общей теории поля.
Итак, речь теперь идет не о "расчленении реальности на максимально возможное количество частей", а о том, чтобы понять взаимодействия, целое, организацию.
Система определяется как "саморегулирующаяся совокупность элементов, находящихся во взаимодействии", а еще точнее "саморегулирующийся комплекс, состоящий из взаимодействующих элементов, имеющий конечную цель, развивающийся и поддерживающий себя путем обмена веществом, энергией и информацией со своим окружением".

4. Влияние системной парадигмы на психотерапию.
Индивидуальная терапия часто не дает хороших результатов, будучи основана на причинно-следственном осмыслении заболевания, особенно при лечении шизофрении. Вот почему многие практикующие врачи в поисках нового понимания патологии обращаются к системной парадигме. В этом случае оказывается, что симптом имеет свою функцию в системном равновесии, а значит, больной индивидуум становится симптомом нарушения функционирования семьи. Происходит переход от внутрипсихического к внутренним связям и к лечению системы, а не изолированного индивидуума.
В 1951 г. Руеш и Бейтсон опубликовали важную работу "Коммуникация: социальная матрица психиатрии". В ней были сформулированы основные понятия теории коммуникации, тесно связанные с кибернетикой. Впервые коммуникация, т.е. передача информации и ее модели понимаются как подлежащая рассмотрению сущность и как поле терапевтического вмешательства. Точно сформулированные аксиомы позволяют перейти от оперирования такими сущностями, как атомы, индивидуумы к связям между ними. Теория исходит из аксиомы, что "не вступать в коммуникативные связи невозможно", что всякая деятельность, всякие поступки и действия, а отнюдь не только высказывание, являются коммуникацией, и она влияет на поступки другого, который, в свою очередь, не может не отвечать, не реагировать. Впоследствии эта теория коммуникации впервые была воспринята школой Пало Алто, и в ней появились новые понятия, вроде определения связи, как строящейся по аналогии, как чередования симметричных и дополняющих друг друга. Эти понятия многое проясняют терапевту, осуществляющему взаимодействие с клиентом, а тем более, если он работает с парами или семьями, т.е. во взаимодействии организм/организм.
Однако самый значимый вклад системной парадигмы в психотерапию состоит, конечно, в развитии системной терапии семьи. Отныне семья рассматривается не как фактор, вредное воздействие которого надо нейтрализовать, а как система, т.е. как саморегулирующаяся совокупность элементов, находящихся во взаимодействии, направленная на определенную цель и обеспечивающая свою стабильность и развитие путем обмена с окружением веществом, энергией и информацией. Или как сложный организм, пребывающий в постоянном взаимодействии со своим окружением. Как всякая живая и развивающаяся система, она должна постоянно поддерживать свое равновесие и постоянно меняться в зависимости от событий, происходящих внутри или вокруг нее. При прохождении стадий развития семье, как то: формирование пары, рождение детей, их созревание, уход из дома, а также в моменты испытаний: смертей, переездов, утраты работы – в семье возникают кризисы, которые требуют пересмотра комплекса системных правил, определенной реорганизации. Можно сказать, что возникает потребность в трансформации, приспособлении границы контакта организм-семья/окружение. Как раз во время таких кризисов и может проявиться симптом, т.е. стремление избежать изменения, необходимого приспособления, стабилизировать кризис. Пациент предназначает себя и оказывается предназначен для выполнения функции поддержания патологии, менее опасной, чем творческое приспособление, как во внутренних взаимодействиях, так и во внешних.
Под этим углом зрения симптом может рассматриваться только как функция сложного поля взаимных влияний. Терапевтическое вмешательство осуществляется в единстве биологических, психических и социальных факторов. Для того чтобы позволить системе, организму-паре или организму-семье придумать новое приспособление, пациент и его семья (или, вернее, все значимые лица) должны рассматриваться все вместе с точки зрения системной эпистемологии. Речь идет, следовательно, не об индивидуальной терапии в присутствии других членов семьи, а именно о терапии семейной системы.
"Если вначале системная теория, порожденная ранней кибернетикой, стремилась понять механизмы стабильности семьи и вводила понятия гомеостаза, негативного обратного действия, морфостаза, то впоследствии в ее рамках стали исследоваться механизмы изменения и возникли понятия позитивного обратного действия, рассеивающих структур, морфогенеза и, наконец, выявилось взаимодействие между рассматриваемым феноменом и наблюдателем. И это все знаменовало собой переход к развитой кибернетике". В 1963 г. кибернетика провозгласила, что наблюдатель играет свою собственную роль в конструировании реальности, за которой он наблюдает. Отныне терапевт находится не вовне семейной системы, он становится одним из ее созидателей.

5. К гештальт-терапии семейной системы.
Именно в этот период, когда кибернетика вступает в новый этап своего развития, теорию систем, как я полагаю, вновь предлагается дополнить теорией поля. В семейной терапии такое сочетание позволяет охватить индивидуум и систему, терапевтические связи. Коль скоро терапевт сосредотачивается на том, как он в качестве самостоятельного организма влияет на семейную систему или подвергается ее влиянию; или же на том, как член семейной системы общается с окружением, он может пользоваться теорией полей и гештальтистскими понятиями. Но как только он начинает воздействовать на члена семейной системы или на нее в целом, или рассматривает, как функционируют разные элементы (организмы) системы, он переходит к теории взаимодействий и систем, т.е. к системным понятиям.
Именно этот переход с одного логического уровня на другой, а не их смешение, является, с моей точки зрения основополагающим в том, что я называю гештальт-терапией семейной системы. Этот переход с одного логического уровня на другой всякий раз требует изменения позиции, точки зрения, т.к. понятие индивидуального и понятия теории личности не могут быть перенесены в область взаимодействия и обратно. Приходится постоянно переходить от одного взгляда на мир к другому. Следуя метафоре Ж.-М. Робина, для того, чтобы узнать нашу деревню, мы будем без конца чередовать микроскопический и макроскопический взгляд на нее. При первом мы "будем слоняться по улицам, наслаждаться их очарованием, знакомиться с разными жителями деревни"; при втором – "летать над деревней, рассматривать сеть ее улиц сверху, изучать расположение лесов и водоемов, тип организации пространства". И это требует хорошего знания обоих подходов, большой гибкости и большой осторожности.
Понятие организма в гештальт-терапии как "психофизической целостности, взаимодействующей как целое со своей средой" близко к понятию системы, как "саморегулирующейся совокупности взаимодействующих элементов, обменивающейся со своим окружением веществом, энергией и информацией". Но если нашим клиентом становится семья, понимаемая как организм, нам ближе определение системы, так как в нем уточнено понятие "целостности" как "совокупности взаимодействующих элементов". Сложность организма-семьи больше, чем организма-индивидуума, т.к. она состоит из нескольких организмов, неизбежно находящихся во взаимодействии. Системный подход постулирует, что всякое нарушение затрагивает функционирование именно всего организма-семьи, а не того организма-индивидуума, который является носителем симптома.
Повторим еще раз, что именно организм-семья, сталкиваясь с необходимостью регулирования внутри ли себя, или своих связей с окружением, может функционировать неправильно, избегать изменения, т.е. создания новых форм на границе контакта организм/среда. Гештальты остаются незавершенными, процесс не развивается, возбуждение блокируется, новые формы не могут возникнуть. Симптом, носителем которого является один из индивидуумов системы, определяет незавершенность, упорно избегая создания новых форм. В этом закрытом, одеревеневшем организме-семье индивидуум перестает быть открытым организмом, он сливается с организмом-семьей, отчуждается в пользу семейной патологии. Гештальт-терапевту в этом случае следует работать над восстановлением границы контакта организм-семья/среда, он призван сделать возможным творческое приспособление всей системы, а не только ее индивидуумов. Это позволит организму-индивидууму освободиться от его роли, от отчуждения, найти свой собственный путь творческого приспособления. Разумеется, гештальт-терапевт может работать с тем организмом, который перед ним оказывается, будь то индивидуум, пара или семья. Однако при системном подходе он прежде всего сам его определяет, поскольку здесь он не просто рецептор, он участвует в созидании терапевтической системы. Запрос имеет смысл только в связи с контекстом, априори он не существует. Как это хорошо показал Г. Бейтсон, всякое человеческое поведение организуется и определяется через связи. Именно внутри такой связи, когда запрос и ответ воздействуют друг на друга, запрос выливается в определенные формы, а ответ моделирует запрос. При этом носитель симптома может взять на себя терапевтическую роль, при которой он не подвергнет систему опасности изменения и сделает терапевта соучастником отсутствия изменения.
Проблема запроса ставит терапевта перед ответственностью за клиента. Он должен решить, заниматься ли ему предлагаемой проблемой, или ее стоит избегать. Что же в данном случае будет определяющим? Практика показывает, что ошибка, совершаемая при определении организма-клиента, в особенности в детской терапии, ведет к бесконечно тянущейся терапии и недостижимости результата. Запрос – это уже способ контакта организма с его окружением и способ манипулирования им. Он сам, следовательно, может составлять симптом, являющийся бегством от проблемы, и терапия в таком случае недейственна. Робер Нойбургер предлагает ориентир для определения организма-клиента. Если элементы запроса: симптом, страдание, утверждение исходят от одного и того же лица, то это индивидуальный запрос. Если же элементы исходят от двух лиц или распределены по семейной группе, то лечить следует организм-семью. Идет ли речь об индивидуальной или о семейной терапии, выясняется при первом телефонном разговоре или при первой встрече: кто просит, о чем, для кого, кому, для чего и почему именно теперь. И часто терапевту бывает проще сначала обратиться к уровню самой большой сложности и заниматься семьей, а уже потом вернуться к индивидууму, чем наоборот.
Теория поля помогает, когда, начиная с первого контакта, в здесь и теперь первого свидания, терапевт ориентируется в том, как организм-семья устанавливает связь. Семья часто воспроизводит по отношению к нам модель, усвоенную, много раз повторенную с другими, и она оказывается аналогична внутрисемейной. Эта модель значима в имеющем место нарушении функций, поскольку повторяет в «здесь и теперь» контакта с терапевтом незавершенные ситуации, связанные с родительскими семьями, а также с окружением. Тут возникает возможность, не входя в установленную модель, предложить попробовать другие формы, придумать новые способы приспособления как внутри семьи, так и на границе контакта организм-семья/окружение.
Работа с семьей осуществляется главным образом как процесс взаимодействия, здесь и теперь. Даже тогда, когда она порой фокусируется на одном индивидууме в системе, которому надо дать возможность проработать незаконченную ситуацию, особенно если она связана с родительской семьей, эта работа чаще всего затрагивает весь комплекс правил и взаимодействий в системе. Взаимодействие матери и сына обязательно требует осмысления того, какое место занимает отец, другие члены семьи, родительская и супружеская пара. Рассматривается именно модель взаимных влияний, структура и устройство системы, а не связь между двумя ее членами. Только позволяя организму-семье создавать новые способы приспособления на границе контакта, организмы-индивидуумы приобретут необходимую гибкость для собственного роста. Изменения же индивидуумов или связей, затрагивающих двоих, систему-семью не преобразуют.
Наш подход часто оказывается на стыке гештальт-терапии и системного видения. Построение скульптуры семьи, генограмма, метафоры, экспериментирование – все это позволяет двигаться в одном направлении и все время видеть мост, соединяющий систему и индивидуум.

НЛП vs ГТ

09 Сентябрь 2010 - 16:16

Ну, собственно, вот ради этого Вашего сообщения и писал :) Если бы я Вам прямо сообщил, что для понимания слова "метамодель" недостаточно просто прочесть это слово в книжке, то это могло бы вызвать излишние дискуссии и непонимание с Вашей стороны.

А что по Вашему мнению произошло сейчас?)))